"19 августа - день начала ГКЧП. Он просуществовал всего три дня, был разгромлен - и, в общем, сейчас уже практически вернулся, ВПОЛЗ обратно и вполне комфортно сидит снова у нас на головах. Как влитой. Разница с 1991 лишь в том, что сейчас ни у кого нет и проблесков решимости его сбрасывать", - пишет социальный психолог Алексей Рощин в "Живом журнале".
"Нынче уже принято смеяться над "героизмом защитников Белого Дома" - но я-то помню прекрасно, что в ночь с 21 на 22 августа 1991, когда все ожидали штурма (будучи абсолютно безоружными на импровизированной, хотя и почти двухэтажной баррикаде) было совсем не до смеха".
"А вот 22 августа мы одолели придурков из ГКЧП и выгнали танки с городских улиц. Горжусь тем, что я был среди самых первых "защитников Белого Дома" и, собственно, мы и начали строить знаменитые баррикады. Если вдуматься - как вообще это в голову пришло? Мы же все были обычные зашуганные с детства совки, ни о каких баррикадах посреди города (!), мешающих движению (!!) никто и помыслить никогда не мог!
Впрочем, и танков в Москве мы никогда не видели - причем, очевидно, не в качестве парадных, а в качестве УГРОЗЫ. Где-то в пол-десятого утра 19 августа 1991 года я подошел к Белому Дому, уже успев до этого побывать на Манежной. Везде были танки, народ кучковался, все в шоке".
"У Белого Дома было человек 300, только люди постоянно прибывали. Все в растерянности, что делать, никому непонятно. Организовался спонтанный митинг, только выступили пара ораторов - и тут начался-таки дождь. И все мы, "защитники демократии", побежали под козырек! Помню, меня это тогда еще умилило: люди пришли противостоять танкам, но от дождя попрятались...
И тут кто-то предложил делать баррикаду! Безумная идея почему-то всем сразу понравилась - это было ДЕЛО. Хорошо, что тогда прям возле Белого Дома со стороны Калининского шла какая-то, как водится в совке, бесконечная стройка: валялись какие-то бетонные блоки, железки, кирпичи - и, естественно, ни одного строительного рабочего. Мы встали в цепочку и стали передавать это все на мостовую, благо, сам Калининский выше уже давно был перекрыт ГАИ совместно с танкистами.
Потом пришла идея подкатить и поставить в баррикаду троллейбус - они там тоже стояли рядом, брошенные...
Народ все прибывал. Я решил подняться наверх, к "Глобусу". Только подошел - страшный треск двигателя без глушителя, и с боковой улицы показывается пара то ли БТР, то ли БМД с хищно торчащими пулеметами и сидящими в них хмурыми десантниками (потом говорили, что солдатам и пулеметчикам не выдавали боевые патроны - но тогда это было неизвестно, и под "взглядом" крупнокалиберного пулемета было, признаться, неуютно).
Страшный треск - и два бронетранспортера встают на Калининском, чуть не доезжая до Баррикады. Народ с тротуара хлынул на мостовую, все обступили десантников, подходили все ближе, ближе... Уже кто-то пытается совать автоматчикам бутерброды, люди нестройно орут "Народ и армия едины!" и что-то в этом роде.
Капитан в защитной форме сидит впереди, выражение лица у него крайне злое и брезгливое. На толпу вокруг ни он, ни его бойцы никакого внимания не обращают, сидят молча.
Тут какой-то дедок, подобравшийся почти вплотную, кричит патетически:
- Неужели вы будете стрелять в свой народ?!
И тут хмурый капитан, зло сплюнув, неожиданно отвечает:
- Буду!
Люди синхронно ахнули! И толпа сразу отхлынула от БТР метров на пять. Но дальше ничего не происходит - и людское море начинает снова медленно подступать к боевым машинам. Опять идут в ход бутерброды...
Ночь на 21 была самой страшной, "или-или". Хотя баррикаду к тому моменту возвели уже до небес. Ей-богу, сооружение было циклопическое, высотой в пару этажей и поперек всего Калининского".
"А потом, 22 августа, незнакомые люди буквально братались на улицах. Тогда казалось, что мы навсегда раздавили гидру, победили, и теперь начнется совсем другая жизнь!
Ну, в общем, да".
